![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
uncle_hoКРАТКАЯ АВТОБИОГРАФИЯ
Члена Екатеринбургского Губкома ССМ СМОЛИНА Николая.
Семья, в которой я родился, представляет из себя бедную рабочую семью, которой не хватает средств к существованию. Отец 60 лет, в детстве своём был рабочий, кузнец. Попадая по известному призыву в солдаты старой армии и научившись там хорошо писать (ибо он окончил только 3 класса народной школы), он после службы таковой социальное своё рабочее положение переменил на служащего и служил до сих пор. Мать, имея образование 2 класса народной школы, всё время занималась и занимается домашним хозяйством. Дома своего не имеет. Старший брат 24 лет работает в качестве слесаря, и ещё двое братьев и сестра, которым необходимо было учиться, и ждут у моря погоды, где нибудь какой нибудь работы. Дед был тоже рабочий, кузнец.
Что касается отношения моих родителей к революционному движению до революции 1917 года, можно сказать, что живя в таком глухом отдалённом углу, как Туринские рудники Надеждинского уезда, из них никто не интересовался этим, скорее, не понимал. Во время демонстрации 1905 года, как рассказывал мне отец, все прятались, ибо ингуши нагайками разгоняли всех, и демонстрация была провалена форменным образом. Посильная агитация, что политиканы – безбожники, заставляла моих до крайности религиозных родителей пойти на сторону эксплоататоров.
Что касается меня лично, то я, родившись в 1902 году 9 марта, и по 1910 год жил на Ворониевском руднике Туринской волости, помогал дома матери, но большей частью был как ребёнок на свободе и всю эту свободу постарался использовать для наслаждения природных явлений, так и дарами природы вообще. Но вот наступил 1910 год, мне исполняется 7 лет. Родители, желая дать мне образование, записывают меня в народную 2-х классную школу, которую я кончаю [82] успешно в числе первых учеников. Безусловно, раз родители были религиозные, то я был сам сильно религиозный и был всегда со всеми вежлив.
Подошёл великий, как тогда говорили, 1914 год. Объявляется война. Положение нашей семьи, состоящей из 7 человек, резко изменяется в худшую сторону. Дороговизна и проч. заставили меня пойти отцу на помощь, но, не находя для себя работы, я вынужден был наняться к одному богатому торговцу, владетелю кинематографом, в качестве расклейщика афиш.
Прошло шесть месяцев, наступила зима. Мне сильно хотелось изучить науку, и я, прирабатывая лишнюю копейку, если так можно выразиться, и кстати семья немного оправилась, имел возможность учится дальше. Родители, конечно, не против были этого. Я выдерживал экзамен в 4-х классное Городское училище, по нынешнему среднее. Здесь по изучению некоторых природных явлений я резко иду против религии. Наконец, стал совсем не верующим. Родители были недовольны этим.
Семейное положение отца опять изменилось в худшую сторону, и я вынужден был учиться и работать. Поступаю на Васильевский рудник в качестве шахтёра горнорабочего, работаю в 3-й смене, а утром в школу. Одежды купить не на что было, ходил в поношенном, и это самое заставило меня работать в летние каникулы на Богословских угольных копях в качестве забойщика, и, наконец, с большим трудом я кончаю 3 класса городского училища.
Психология моя был чисто ребячья, я ненавидел не только учителей, но и ребят интеллигентов, богатых, стремился от них подальше и большей частью сидел в углу. Состоял в союзе учащихся, но абсолютно никакой работы не принимал, кроме плачения членских взносов, т.к. все дела решались более умными, богатыми учениками, и правление попадали богатые, да и во всём-то училище рабочих была ли 10-я часть всех учащихся. Я попал в это училище случайно по рекомендации учителя народной школы, у которого учился первым учеником.
К революционному движению я был тогда слеп. Заговоры рабочих против своих заведующих, где я работал, казались мне [83] странными и непонятными, и не только поэтому я не принимал участия, но и потому, что был молод и боялся за то, что если уберут с работы, то мне некуда больше не поступить и не доучиться. Революция 1917 года отчасти открыла мне глаза, что царя не нужно, долой самодержавие, но нужно временное правительство, которому население делало присягу. Наконец было голосование выборов в Учредительное собрание. У нас были №2-й Земля и Воля и 6-й за большевиков, в котором ясно было указано. Я как работал и видел на факте, что поспешил в свою очередь спустить через рабочего в кружку №6.
Но вот наступает октябрь. Числа 20 этого месяца у нас демонстрируют рабочие, милиция с флагами, на которых написаны были лозунги: "Вся власть советам". Сначала было хорошо. Когда же объявилась власть на местах, то положение осквернилось, начались грабежи и проч., а кроме того начали давать овсянку, муки достать негде было, и меня окончательно сшибло с устойчивости, я разочаровался в большевиках. Приду на работу, там тоже самое говорят рабочие.
Наконец понеслись слухи о белых, что вот де идут, хлеб везут белый, французские булки и проч. Все конечно ждали их и последние митинги и собрания проходили бурные. Наконец красные эвакуировались, и в сентябре м-це белые занимают наш район. Многие были рады – появилась мука и пр. и пр.
К приходу белых я был нейтральным. Меня так всё заинтересовало, что я раньше узнал всё доподлинно. Ничего купить было невозможно, а кроме того, когда приехал князь Вяземский и расстрелял у нас 7 человек, в том числе невинно совершенно 3-х рабочих, работавших со мной вместе, я призадумался. Мне стало ясно в особенности тогда, когда про этих рабочих носились слухи: "Ишь власти себе захотели", – что большевики это и есть самые рабочие, ибо они состояли в партии у них.
Старшего брата мобилизовали в белую армию, откуда он мне написал, что Колчак здорово расстреливает красных рабочих, и что при Советской власти, хоть и хуже было жить, но этого не было. Я окончательно убедился и смело отписывал [84] брату в армию, что как только придут Красные, я ухожу добровольцем. И только тогда, когда он мне написал, что у него наводили следствие, я бросил переписку и уехал работать на Н.Лямо Верхотурсского уезда в качестве ученика слесаря на целлюлозный завод.
Здесь сталкиваюсь с большими одиночными вспышками рабочих против начальства, принимаю участие в открытых собраниях рабочих, где обсуждаются вопросы об улучшении материального положения их семей. Являюсь поддакивательным и при удобном случае того или иного рабочего. Рисковал отправке меня куда либо, как молодого, смотрели на меня просто на глупого умом, ничего не понимающего.
Наконец понеслись слухи – белые эвакуируются. Все были рады. Наконец эвакуировались. Сначала образовался Ревком. Я приезжаю домой, там тоже такая вещь. Наконец, с т. П. Совроновым и другими 24 августа 1919 года организуем кружок рабочей молодёжи, который на первом собрании после прочтения программы РКСМ назвали коммунистическим. Я работаю в библиотечной секции. Наконец у нас 100 чел. членов организации. Исключительно рабочие.
Отправляем первую партию на курсы Краскомов, затем добровольцами: мне не туда, не сюда не пришлось попасть из-за семейного положения. Приходилось уезжать. Но вот для меня наступает удобный момент. К моему приезду объявляется 30% мобилизация членов РКСМ в Кр. Армию. Я первый добровольно записываюсь и увлекаю за собой ребят и выполняем развёрстку. Из Надеждинского райкома приезжали с "призывом", а у нас уже сверх развёрстки.
И вот, несмотря на все старания моих родителей оставить меня, ибо я в то время был единственным помощником отцу, я уехал в Армию. Прибыл в Екатеринбург и состоял в 1-м запасном полку 17 не строевой роте, где пытаются меня оставить в канцелярии полка или в музыкальную команду. Я категорически протестую и увлекаю за собой некоторых товарищей на фронт. Просьба наша была исполнена. После праздника второй годовщины Советской власти, мы отправлены были на Восточный фронт, но т.к. тот к нашему приезду [85] был почти ликвидирован, то мы остановились в Ялуторовске, где и были влиты в заградительные части отрядов по борьбе с дезертирством. Здесь, служа сначала рядовым красноармейцем на посту, я затем попадаю в штаб отрядов в качестве следователя. Затем к начальнику отрядов и комиссару в политсекретари, который взял меня вместе жить с ним на квартире, и у кого я впервые получил окончательное политическое воспитание. Издали вместе рукописную отрядную газету "Красноармейская звезда", в которой я являюсь главным сотрудником и впервые развиваю политическую мысль в политстатьях. Наконец, присутствую на одном из собраний красноармейской ячейки РКП, на которой и записываюсь в РКП 9 октября 1919 г. в качестве кандидата. Занимаюсь в красноармейской школе в качестве учителя. 15 марта 1920 года согласно инструкции меня утверждают общим собранием членов РКП(б) в действительные члены РКП(б).
Переброска на южный фронт, жизнь в эшелонах окончательно сблизила меня с тов. красноармейцами, среди которых я имел авторитет и ещё пуще это с членами РКП(б). Широкая дискуссия среди членов нашей ячейки на разные темы, читка лекции окончательно укрепили во мне политическую самостоятельность, и когда наша часть была переброшена на польские позиции, я был назначен политруком шести заградотрядов, иначе политруком заградполка и помощником комиссара полка, в отсутствие его замещал его.
После месячной работы на этой должности я попадаю в Армейскую комиссию полевую по борьбе с дезертирством в качестве политсекретаря и веду всю секретарскую работу, сводки, руковожу работой в этой области в отряде при трёх дивизиях, то есть по всей армии. Наконец, болею холерой, но, несмотря на свою слабость после выздоровления, остаюсь на позиции для встречи польских войск и во время боя под городом Лидой Гродненской губ. нахожусь в передовой цепи и при сильном натиске и обстреливании [86] противника, контуженный разорвавшимся передо мной снарядом, падаю без чувств. Нахожусь в Петрограде в лазарете.
После поправления снова стремлюсь попасть в часть, но благодаря сильной слабости приезжаю домой. Получаю 2-х месячный отпуск, который использовываю как рядовой член союза для союзной работы и для партийной. Через месяц поступаю в техникум на 2-й курс студентом горного отделения. Показав свою как агитаторскую, так и вообще работы в партии, меня снимают с учения Волком партии для ударной работы ликвидации азбучной неграмотности среди населения данной волости. Являюсь председателем Волграмчека и подымаю работу на должную высоту. Волком РКСМ кооптирует меня к себе и поручает мне политпросветскую работу, которую я начинаю развёртывать. Наконец приходят выборы в Советы, и меня выбирают на Волостной съезд РК и КД, и наконец, в Совет, где я несу работу рядового участника совета. Наконец по уезду проходит перерегистрация, я назначаюсь в волостную тройку и стою за принцип удаления из союза интеллигенции, и оставке рабочих, хотя и мало политически развитых.
С 15 по 31 марта 1921 г. провожу ряд митингов по поводу недели профдвижения, среди рабочих Ауэрюаховского рудника, делаю доклады по истории профдвижения. После 4-го Турьинского волсъезда избираюсь в волком на 6 Надеждинскую Уезд. конференцию РКСМ. На заседании волкома избираюсь секретарём его. Турьинцам не хотелось меня отпустить, т.к. знали, что я пройду в уездный комитет, и действительно попадаю в уездком и работаю на должности инструктора. Работу следовательно в Волкоме не мог развернуть, но тем не менее при инструктировании давал соответствующие указания, чем завоевал симпатию всего [87] уездкома ко мне как работника, желающего сделать что-то для союза, и меня лично союзная работа сильно заинтересовала.
С 6-го съезда Над. Уком. я попадаю на 4-й Губсъезд Екатеринбурга выборным, откуда приезжая являюсь делегатом 6-й Надеждинской партконференции. Наконец приходит 7-я Надеждинская Учредпарткоференция РКСМ – избираюсь в Уком (где работаю на должности зав.политотделом), избираюсь на 5-й гусъезд РКСМ, на котором являюсь членом президиума и намечаюсь на 4-й Всероссийский съезд РКСМ, но ввиду создавшихся на этом съезде и образовавшейся оппозиции против призидиума я не прошёл, и был избран вместо меня гораздо менее развитый товарищ.
Приезжая со съезда, с октября м-ца работаю секретарем Над. Укома, выпускаю первые три номера странички юнного командира, редактирую её. Работников в Укоме не было, пришлось за всех работать одному, и каждый раз налаженный мною аппарат при отъезде меня на пленум или куда либо разваливался. Затем в порядке поспешности созывается 7-я Надеждинская конференция РКП, и я являюсь делегатом её, с которой еду делегатом на 7-ю Губконференцию РКП(б) и за однем на пленум Губкома, где назначаюсь на должность Пом. Нач. Губвсеобуч на политчасть. Работы много в этой области пока ещё не проделал в виду болезни тифом, и др. причинам, но соответствующий толчёк дал. Регистрируясь в ячейке РКП(б) при электростанции, а также и аккуратно несу наряды в Чон. Во время отъезда помнач. окрупр. Всеобуч по политчасти замещал и работал в окружном масштабе издавать часть циркуляров. Наконец являюсь членом Совета ЧОН Губернии как представитель Губкома. Состою в марксистском кружке при Губкоме и прикрепляюсь к ячейке РКСМ монетного двора, но в виду разных командировок и болезни к работе в ней ещё не приступил. Что касается того, что я всё время подаю зявления, якобы уходя с союзной работы, то только лишь потому, что не привык [88] оседло жить, а кроме того жаждал всего нового, новой работы, почему и стремился к этому. Если будут недоразумения с вышенаписанным, могу представить документы.
С товарищеским приветом Н.Смолин.
Марта 10 дня 1922 г. [89]
ЦДООСО.Ф.41.Оп.2.Д.175.Л.82-89.
Вид Надеждинского завода (г. Серов)
Члена Екатеринбургского Губкома ССМ СМОЛИНА Николая.
Семья, в которой я родился, представляет из себя бедную рабочую семью, которой не хватает средств к существованию. Отец 60 лет, в детстве своём был рабочий, кузнец. Попадая по известному призыву в солдаты старой армии и научившись там хорошо писать (ибо он окончил только 3 класса народной школы), он после службы таковой социальное своё рабочее положение переменил на служащего и служил до сих пор. Мать, имея образование 2 класса народной школы, всё время занималась и занимается домашним хозяйством. Дома своего не имеет. Старший брат 24 лет работает в качестве слесаря, и ещё двое братьев и сестра, которым необходимо было учиться, и ждут у моря погоды, где нибудь какой нибудь работы. Дед был тоже рабочий, кузнец.
Что касается отношения моих родителей к революционному движению до революции 1917 года, можно сказать, что живя в таком глухом отдалённом углу, как Туринские рудники Надеждинского уезда, из них никто не интересовался этим, скорее, не понимал. Во время демонстрации 1905 года, как рассказывал мне отец, все прятались, ибо ингуши нагайками разгоняли всех, и демонстрация была провалена форменным образом. Посильная агитация, что политиканы – безбожники, заставляла моих до крайности религиозных родителей пойти на сторону эксплоататоров.
Что касается меня лично, то я, родившись в 1902 году 9 марта, и по 1910 год жил на Ворониевском руднике Туринской волости, помогал дома матери, но большей частью был как ребёнок на свободе и всю эту свободу постарался использовать для наслаждения природных явлений, так и дарами природы вообще. Но вот наступил 1910 год, мне исполняется 7 лет. Родители, желая дать мне образование, записывают меня в народную 2-х классную школу, которую я кончаю [82] успешно в числе первых учеников. Безусловно, раз родители были религиозные, то я был сам сильно религиозный и был всегда со всеми вежлив.
Подошёл великий, как тогда говорили, 1914 год. Объявляется война. Положение нашей семьи, состоящей из 7 человек, резко изменяется в худшую сторону. Дороговизна и проч. заставили меня пойти отцу на помощь, но, не находя для себя работы, я вынужден был наняться к одному богатому торговцу, владетелю кинематографом, в качестве расклейщика афиш.
Прошло шесть месяцев, наступила зима. Мне сильно хотелось изучить науку, и я, прирабатывая лишнюю копейку, если так можно выразиться, и кстати семья немного оправилась, имел возможность учится дальше. Родители, конечно, не против были этого. Я выдерживал экзамен в 4-х классное Городское училище, по нынешнему среднее. Здесь по изучению некоторых природных явлений я резко иду против религии. Наконец, стал совсем не верующим. Родители были недовольны этим.
Семейное положение отца опять изменилось в худшую сторону, и я вынужден был учиться и работать. Поступаю на Васильевский рудник в качестве шахтёра горнорабочего, работаю в 3-й смене, а утром в школу. Одежды купить не на что было, ходил в поношенном, и это самое заставило меня работать в летние каникулы на Богословских угольных копях в качестве забойщика, и, наконец, с большим трудом я кончаю 3 класса городского училища.
Психология моя был чисто ребячья, я ненавидел не только учителей, но и ребят интеллигентов, богатых, стремился от них подальше и большей частью сидел в углу. Состоял в союзе учащихся, но абсолютно никакой работы не принимал, кроме плачения членских взносов, т.к. все дела решались более умными, богатыми учениками, и правление попадали богатые, да и во всём-то училище рабочих была ли 10-я часть всех учащихся. Я попал в это училище случайно по рекомендации учителя народной школы, у которого учился первым учеником.
К революционному движению я был тогда слеп. Заговоры рабочих против своих заведующих, где я работал, казались мне [83] странными и непонятными, и не только поэтому я не принимал участия, но и потому, что был молод и боялся за то, что если уберут с работы, то мне некуда больше не поступить и не доучиться. Революция 1917 года отчасти открыла мне глаза, что царя не нужно, долой самодержавие, но нужно временное правительство, которому население делало присягу. Наконец было голосование выборов в Учредительное собрание. У нас были №2-й Земля и Воля и 6-й за большевиков, в котором ясно было указано. Я как работал и видел на факте, что поспешил в свою очередь спустить через рабочего в кружку №6.
Но вот наступает октябрь. Числа 20 этого месяца у нас демонстрируют рабочие, милиция с флагами, на которых написаны были лозунги: "Вся власть советам". Сначала было хорошо. Когда же объявилась власть на местах, то положение осквернилось, начались грабежи и проч., а кроме того начали давать овсянку, муки достать негде было, и меня окончательно сшибло с устойчивости, я разочаровался в большевиках. Приду на работу, там тоже самое говорят рабочие.
Наконец понеслись слухи о белых, что вот де идут, хлеб везут белый, французские булки и проч. Все конечно ждали их и последние митинги и собрания проходили бурные. Наконец красные эвакуировались, и в сентябре м-це белые занимают наш район. Многие были рады – появилась мука и пр. и пр.
К приходу белых я был нейтральным. Меня так всё заинтересовало, что я раньше узнал всё доподлинно. Ничего купить было невозможно, а кроме того, когда приехал князь Вяземский и расстрелял у нас 7 человек, в том числе невинно совершенно 3-х рабочих, работавших со мной вместе, я призадумался. Мне стало ясно в особенности тогда, когда про этих рабочих носились слухи: "Ишь власти себе захотели", – что большевики это и есть самые рабочие, ибо они состояли в партии у них.
Старшего брата мобилизовали в белую армию, откуда он мне написал, что Колчак здорово расстреливает красных рабочих, и что при Советской власти, хоть и хуже было жить, но этого не было. Я окончательно убедился и смело отписывал [84] брату в армию, что как только придут Красные, я ухожу добровольцем. И только тогда, когда он мне написал, что у него наводили следствие, я бросил переписку и уехал работать на Н.Лямо Верхотурсского уезда в качестве ученика слесаря на целлюлозный завод.
Здесь сталкиваюсь с большими одиночными вспышками рабочих против начальства, принимаю участие в открытых собраниях рабочих, где обсуждаются вопросы об улучшении материального положения их семей. Являюсь поддакивательным и при удобном случае того или иного рабочего. Рисковал отправке меня куда либо, как молодого, смотрели на меня просто на глупого умом, ничего не понимающего.
Наконец понеслись слухи – белые эвакуируются. Все были рады. Наконец эвакуировались. Сначала образовался Ревком. Я приезжаю домой, там тоже такая вещь. Наконец, с т. П. Совроновым и другими 24 августа 1919 года организуем кружок рабочей молодёжи, который на первом собрании после прочтения программы РКСМ назвали коммунистическим. Я работаю в библиотечной секции. Наконец у нас 100 чел. членов организации. Исключительно рабочие.
Отправляем первую партию на курсы Краскомов, затем добровольцами: мне не туда, не сюда не пришлось попасть из-за семейного положения. Приходилось уезжать. Но вот для меня наступает удобный момент. К моему приезду объявляется 30% мобилизация членов РКСМ в Кр. Армию. Я первый добровольно записываюсь и увлекаю за собой ребят и выполняем развёрстку. Из Надеждинского райкома приезжали с "призывом", а у нас уже сверх развёрстки.
И вот, несмотря на все старания моих родителей оставить меня, ибо я в то время был единственным помощником отцу, я уехал в Армию. Прибыл в Екатеринбург и состоял в 1-м запасном полку 17 не строевой роте, где пытаются меня оставить в канцелярии полка или в музыкальную команду. Я категорически протестую и увлекаю за собой некоторых товарищей на фронт. Просьба наша была исполнена. После праздника второй годовщины Советской власти, мы отправлены были на Восточный фронт, но т.к. тот к нашему приезду [85] был почти ликвидирован, то мы остановились в Ялуторовске, где и были влиты в заградительные части отрядов по борьбе с дезертирством. Здесь, служа сначала рядовым красноармейцем на посту, я затем попадаю в штаб отрядов в качестве следователя. Затем к начальнику отрядов и комиссару в политсекретари, который взял меня вместе жить с ним на квартире, и у кого я впервые получил окончательное политическое воспитание. Издали вместе рукописную отрядную газету "Красноармейская звезда", в которой я являюсь главным сотрудником и впервые развиваю политическую мысль в политстатьях. Наконец, присутствую на одном из собраний красноармейской ячейки РКП, на которой и записываюсь в РКП 9 октября 1919 г. в качестве кандидата. Занимаюсь в красноармейской школе в качестве учителя. 15 марта 1920 года согласно инструкции меня утверждают общим собранием членов РКП(б) в действительные члены РКП(б).
Переброска на южный фронт, жизнь в эшелонах окончательно сблизила меня с тов. красноармейцами, среди которых я имел авторитет и ещё пуще это с членами РКП(б). Широкая дискуссия среди членов нашей ячейки на разные темы, читка лекции окончательно укрепили во мне политическую самостоятельность, и когда наша часть была переброшена на польские позиции, я был назначен политруком шести заградотрядов, иначе политруком заградполка и помощником комиссара полка, в отсутствие его замещал его.
После месячной работы на этой должности я попадаю в Армейскую комиссию полевую по борьбе с дезертирством в качестве политсекретаря и веду всю секретарскую работу, сводки, руковожу работой в этой области в отряде при трёх дивизиях, то есть по всей армии. Наконец, болею холерой, но, несмотря на свою слабость после выздоровления, остаюсь на позиции для встречи польских войск и во время боя под городом Лидой Гродненской губ. нахожусь в передовой цепи и при сильном натиске и обстреливании [86] противника, контуженный разорвавшимся передо мной снарядом, падаю без чувств. Нахожусь в Петрограде в лазарете.
После поправления снова стремлюсь попасть в часть, но благодаря сильной слабости приезжаю домой. Получаю 2-х месячный отпуск, который использовываю как рядовой член союза для союзной работы и для партийной. Через месяц поступаю в техникум на 2-й курс студентом горного отделения. Показав свою как агитаторскую, так и вообще работы в партии, меня снимают с учения Волком партии для ударной работы ликвидации азбучной неграмотности среди населения данной волости. Являюсь председателем Волграмчека и подымаю работу на должную высоту. Волком РКСМ кооптирует меня к себе и поручает мне политпросветскую работу, которую я начинаю развёртывать. Наконец приходят выборы в Советы, и меня выбирают на Волостной съезд РК и КД, и наконец, в Совет, где я несу работу рядового участника совета. Наконец по уезду проходит перерегистрация, я назначаюсь в волостную тройку и стою за принцип удаления из союза интеллигенции, и оставке рабочих, хотя и мало политически развитых.
С 15 по 31 марта 1921 г. провожу ряд митингов по поводу недели профдвижения, среди рабочих Ауэрюаховского рудника, делаю доклады по истории профдвижения. После 4-го Турьинского волсъезда избираюсь в волком на 6 Надеждинскую Уезд. конференцию РКСМ. На заседании волкома избираюсь секретарём его. Турьинцам не хотелось меня отпустить, т.к. знали, что я пройду в уездный комитет, и действительно попадаю в уездком и работаю на должности инструктора. Работу следовательно в Волкоме не мог развернуть, но тем не менее при инструктировании давал соответствующие указания, чем завоевал симпатию всего [87] уездкома ко мне как работника, желающего сделать что-то для союза, и меня лично союзная работа сильно заинтересовала.
С 6-го съезда Над. Уком. я попадаю на 4-й Губсъезд Екатеринбурга выборным, откуда приезжая являюсь делегатом 6-й Надеждинской партконференции. Наконец приходит 7-я Надеждинская Учредпарткоференция РКСМ – избираюсь в Уком (где работаю на должности зав.политотделом), избираюсь на 5-й гусъезд РКСМ, на котором являюсь членом президиума и намечаюсь на 4-й Всероссийский съезд РКСМ, но ввиду создавшихся на этом съезде и образовавшейся оппозиции против призидиума я не прошёл, и был избран вместо меня гораздо менее развитый товарищ.
Приезжая со съезда, с октября м-ца работаю секретарем Над. Укома, выпускаю первые три номера странички юнного командира, редактирую её. Работников в Укоме не было, пришлось за всех работать одному, и каждый раз налаженный мною аппарат при отъезде меня на пленум или куда либо разваливался. Затем в порядке поспешности созывается 7-я Надеждинская конференция РКП, и я являюсь делегатом её, с которой еду делегатом на 7-ю Губконференцию РКП(б) и за однем на пленум Губкома, где назначаюсь на должность Пом. Нач. Губвсеобуч на политчасть. Работы много в этой области пока ещё не проделал в виду болезни тифом, и др. причинам, но соответствующий толчёк дал. Регистрируясь в ячейке РКП(б) при электростанции, а также и аккуратно несу наряды в Чон. Во время отъезда помнач. окрупр. Всеобуч по политчасти замещал и работал в окружном масштабе издавать часть циркуляров. Наконец являюсь членом Совета ЧОН Губернии как представитель Губкома. Состою в марксистском кружке при Губкоме и прикрепляюсь к ячейке РКСМ монетного двора, но в виду разных командировок и болезни к работе в ней ещё не приступил. Что касается того, что я всё время подаю зявления, якобы уходя с союзной работы, то только лишь потому, что не привык [88] оседло жить, а кроме того жаждал всего нового, новой работы, почему и стремился к этому. Если будут недоразумения с вышенаписанным, могу представить документы.
С товарищеским приветом Н.Смолин.
Марта 10 дня 1922 г. [89]
ЦДООСО.Ф.41.Оп.2.Д.175.Л.82-89.
Вид Надеждинского завода (г. Серов)
![[identity profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/openid.png){kind=small}
no subject
Date: 2023-01-11 02:42 am (UTC)Система категоризации Живого Журнала посчитала, что вашу запись можно отнести к категории: История (https://www.livejournal.com/category/istoriya?utm_source=frank_comment).
Если вы считаете, что система ошиблась — напишите об этом в ответе на этот комментарий. Ваша обратная связь поможет сделать систему точнее.
Фрэнк,
команда ЖЖ.
no subject
Date: 2023-01-11 08:53 am (UTC)no subject
Date: 2023-01-12 02:50 am (UTC)