![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
uncle_hoПамяти товарища
(По личным воспоминаниям.)
Так неожиданно и так быстро угас, стоя на посту революционной работы Яков Михайлович Свердлов. Как и тогда, так и теперь не хочется верить, что его уже нет, что более не встретишь этого вечно озабоченного, вечно торопящегося, задумчивого и всегда бодрого человека, для которого революция, борьба за власть пролетариата были действительно его собственной жизнью. Всегда он был наполнен планами деятельности, всегда болел за те или иные недочёты в партии, всегда радовался радостью масс и никогда не падал духом. В самую тяжёлую минуту, когда, казалось, даже у крепких духом появлялось уныние и сомнение, Яков Михайлович, добродушно улыбаясь, спокойно, шутливо говорил: "Ничего, и хуже бывало, и теперь пробьём дорогу".
И вот мне, знавшему его ещё в нелегальную пору нашей партии, невольно вспоминаются те мучительные годы реакции, когда после 1905-6 гг. было всё разгромлено, когда, казалось, невозможно было приступить ни к какой работе, когда каждому из нас, жившему в Петрограде, грозили постоянные аресты, когда обыски полиции доходили до такого количества, что приходилось по два, по три раза в месяц иметь у себя на квартире непрошенных гостей в синих мундирах, всё обшаривающих, берущих каждый кусочек бумаги. На улицах нельзя было показаться, сейчас же появлялись шпионы, которые по пятам следили за каждым движением, и вот здесь, в этот сумрачный период нашей работы всегда приходилось знать, что Андрей Уральский, такую кличку в партийных кругах носил товарищ Свердлов, работает и работает во всю, действительно не покладая рук. Он прокрадывался на все конспиративные квартиры, постоянно стремясь к массам, всегда неожиданно появлялся, когда его вот-вот должны были схватить, приходил к нам на квартиру, и мы радостно встречали его, удивлённо спрашивая:
– Ещё жив?
– Мало-мало жив, – отвечал, добродушно улыбаясь, товарищ Свердлов.
Измученного, утомлённого, часто долго не евшего, его трудно было уговорить лечь спать, отдохнуть, вымыться, поесть, подкрепиться чем-нибудь и как-нибудь. Нет, он с первой же минуты забрасывал вопросами:
– А где такой-то? Нет ли сведений о таком-то? Что пишут из-за границы? Что вы работаете?
И тут же говорил:
– А черти за мной так сегодня следили, просто еле удрал, надо завтра будет выбираться.
И вот, когда мы сообщали ему всё, что знали [119], и опять, и опять начинали обсуждать вопросы о партийной жизни, о том, как бы восстановить разрушенную организацию, как связаться о массами, как начать выпускать легальную газету (тогда у нас уже зарождалась мысль об организации легальной газеты). И на другой день рано утром, еле отдохнув от полубезсонной ночи, Яков Михайлович, опять встрепенувшись, исчезал с квартиры, отправляясь по целой куче адресов, куда ему необходимо было итти по партийным делам. Адреса он всегда помнил наизусть.
Я помню, как не однажды мне приходилось следовать за ним несколько кварталов, чтоб убедиться, что та свора шпионов, которая преследовала его повсюду, не схватила его на улице. Мы уславливались с ним заранее, что нужно сделать, если его арестуют на улице, кому об этом дать знать, что и где уничтожить, что вынести, переотправить и пр.
Андрей Уральский так же неожиданно исчезал с нашего Петроградского горизонта, как и появлялся на нём, и вот потом приходила к нам печальная весть, что он опять и опять арестован, что опять и опять томится в тюрьме, потом этап, потом НарымСКИЙ Край. Но мы, уцелевшие, вышедшие из тюрьмы, отсиживающиеся у себя по домам до новой возможности приняться за работу, всегда были твёрдо уверены, что Андрея Уральского не закуёшь в царские кандалы, не засадишь в такие казематы, из которых бы он не убежал, и, действительно, где бы он ни был, в северной ли части Нарымского Края или в Туруханске, или в ещё более отдаленных местах ссылки, он всегда находил возможность оттуда убежать, иногда с крайней опасностью для собственной жизни.
Я никогда не забуду, как однажды в Петербурге в одно из воскресений, поздно вечером, когда ко мне собрались ближайшие партийные товарищи, и мы обсуждали текущую жизнь, как вдруг раздался резкий звонок. Я вышел, на всякий случай, в переднюю, так как более всего предполагал, что не пришли ли опять все те непрошенные гости, открываю дверь через цепочку, смотрю – Андрей Уральский.
– Откуда? Когда?
– Всё оттуда же, только что, – ответил, добродушно улыбаясь, Яков Михаилович, быстро разделся, бодро вошёл к нам в комнату и тотчас же стал наводить безконечное количество справок, кто, где находится, чем кто занимается, нельзя ли устроить побег такому-то, где достать деньги, как устроить конспиративную квартиру и т.д. Всех сразу он готов был приспособить к делу, кто только по его мнению не достаточно был загружен работой. И помню, когда мы смотрели на него в этот вечер, то даже и в голову [120] не приходило то, что он перенёс ужасные лишения и переборол, казалось, непреодолимые препятствия, при побеге из ссылки. Сейчас же на другой день он входил в самую гущу работы, совершенно не думая о том, что ему надо хоть сколько-нибудь передохнуть, набраться сил. И когда к нему серьезно приставали с этими вопросами товарищи, он говорил всегда также добродушно улыбаясь:
– Некогда, некогда, товарищи, вот умрём, тогда и отдохнём.
И вот он умер. Теперь он отдыхает…
Пролетариат России никогда не забудет своего друга и вождя Якова Михайловича Свердлова, Андрея Уральского, которого многие и многие знают только под этим имен ем.
И это славное имя нашего лучшего друга и товарища должно быть спаяно навеки не только с нашей Партией и ее сильной стальной когортой передового боевого отряда старых большевиков, но и со всем пролетариатом в целом. Пускай знают решительно все рабочие, что Яков Михайлович Свердлов действительно всегда, всю свою сознательную революционную жизнь одной грудью дышал с рабочим классом, как самые лучшие революционеры-коммунисты нашей эпохи, этот один из самых верных, пламенных и твёрдых последователей и друзей нашего вождя, безсмертного Владимира Ильича.
ВЛАД. БОНЧ-БРУЕВИЧ. [121]
ЦДООСО.Ф.41.Оп.2.Д.43.Л.119-121.
Владимир Дмитриевич Бонч-Бруевич
(По личным воспоминаниям.)
Так неожиданно и так быстро угас, стоя на посту революционной работы Яков Михайлович Свердлов. Как и тогда, так и теперь не хочется верить, что его уже нет, что более не встретишь этого вечно озабоченного, вечно торопящегося, задумчивого и всегда бодрого человека, для которого революция, борьба за власть пролетариата были действительно его собственной жизнью. Всегда он был наполнен планами деятельности, всегда болел за те или иные недочёты в партии, всегда радовался радостью масс и никогда не падал духом. В самую тяжёлую минуту, когда, казалось, даже у крепких духом появлялось уныние и сомнение, Яков Михайлович, добродушно улыбаясь, спокойно, шутливо говорил: "Ничего, и хуже бывало, и теперь пробьём дорогу".
И вот мне, знавшему его ещё в нелегальную пору нашей партии, невольно вспоминаются те мучительные годы реакции, когда после 1905-6 гг. было всё разгромлено, когда, казалось, невозможно было приступить ни к какой работе, когда каждому из нас, жившему в Петрограде, грозили постоянные аресты, когда обыски полиции доходили до такого количества, что приходилось по два, по три раза в месяц иметь у себя на квартире непрошенных гостей в синих мундирах, всё обшаривающих, берущих каждый кусочек бумаги. На улицах нельзя было показаться, сейчас же появлялись шпионы, которые по пятам следили за каждым движением, и вот здесь, в этот сумрачный период нашей работы всегда приходилось знать, что Андрей Уральский, такую кличку в партийных кругах носил товарищ Свердлов, работает и работает во всю, действительно не покладая рук. Он прокрадывался на все конспиративные квартиры, постоянно стремясь к массам, всегда неожиданно появлялся, когда его вот-вот должны были схватить, приходил к нам на квартиру, и мы радостно встречали его, удивлённо спрашивая:
– Ещё жив?
– Мало-мало жив, – отвечал, добродушно улыбаясь, товарищ Свердлов.
Измученного, утомлённого, часто долго не евшего, его трудно было уговорить лечь спать, отдохнуть, вымыться, поесть, подкрепиться чем-нибудь и как-нибудь. Нет, он с первой же минуты забрасывал вопросами:
– А где такой-то? Нет ли сведений о таком-то? Что пишут из-за границы? Что вы работаете?
И тут же говорил:
– А черти за мной так сегодня следили, просто еле удрал, надо завтра будет выбираться.
И вот, когда мы сообщали ему всё, что знали [119], и опять, и опять начинали обсуждать вопросы о партийной жизни, о том, как бы восстановить разрушенную организацию, как связаться о массами, как начать выпускать легальную газету (тогда у нас уже зарождалась мысль об организации легальной газеты). И на другой день рано утром, еле отдохнув от полубезсонной ночи, Яков Михайлович, опять встрепенувшись, исчезал с квартиры, отправляясь по целой куче адресов, куда ему необходимо было итти по партийным делам. Адреса он всегда помнил наизусть.
Я помню, как не однажды мне приходилось следовать за ним несколько кварталов, чтоб убедиться, что та свора шпионов, которая преследовала его повсюду, не схватила его на улице. Мы уславливались с ним заранее, что нужно сделать, если его арестуют на улице, кому об этом дать знать, что и где уничтожить, что вынести, переотправить и пр.
Андрей Уральский так же неожиданно исчезал с нашего Петроградского горизонта, как и появлялся на нём, и вот потом приходила к нам печальная весть, что он опять и опять арестован, что опять и опять томится в тюрьме, потом этап, потом НарымСКИЙ Край. Но мы, уцелевшие, вышедшие из тюрьмы, отсиживающиеся у себя по домам до новой возможности приняться за работу, всегда были твёрдо уверены, что Андрея Уральского не закуёшь в царские кандалы, не засадишь в такие казематы, из которых бы он не убежал, и, действительно, где бы он ни был, в северной ли части Нарымского Края или в Туруханске, или в ещё более отдаленных местах ссылки, он всегда находил возможность оттуда убежать, иногда с крайней опасностью для собственной жизни.
Я никогда не забуду, как однажды в Петербурге в одно из воскресений, поздно вечером, когда ко мне собрались ближайшие партийные товарищи, и мы обсуждали текущую жизнь, как вдруг раздался резкий звонок. Я вышел, на всякий случай, в переднюю, так как более всего предполагал, что не пришли ли опять все те непрошенные гости, открываю дверь через цепочку, смотрю – Андрей Уральский.
– Откуда? Когда?
– Всё оттуда же, только что, – ответил, добродушно улыбаясь, Яков Михаилович, быстро разделся, бодро вошёл к нам в комнату и тотчас же стал наводить безконечное количество справок, кто, где находится, чем кто занимается, нельзя ли устроить побег такому-то, где достать деньги, как устроить конспиративную квартиру и т.д. Всех сразу он готов был приспособить к делу, кто только по его мнению не достаточно был загружен работой. И помню, когда мы смотрели на него в этот вечер, то даже и в голову [120] не приходило то, что он перенёс ужасные лишения и переборол, казалось, непреодолимые препятствия, при побеге из ссылки. Сейчас же на другой день он входил в самую гущу работы, совершенно не думая о том, что ему надо хоть сколько-нибудь передохнуть, набраться сил. И когда к нему серьезно приставали с этими вопросами товарищи, он говорил всегда также добродушно улыбаясь:
– Некогда, некогда, товарищи, вот умрём, тогда и отдохнём.
И вот он умер. Теперь он отдыхает…
Пролетариат России никогда не забудет своего друга и вождя Якова Михайловича Свердлова, Андрея Уральского, которого многие и многие знают только под этим имен ем.
И это славное имя нашего лучшего друга и товарища должно быть спаяно навеки не только с нашей Партией и ее сильной стальной когортой передового боевого отряда старых большевиков, но и со всем пролетариатом в целом. Пускай знают решительно все рабочие, что Яков Михайлович Свердлов действительно всегда, всю свою сознательную революционную жизнь одной грудью дышал с рабочим классом, как самые лучшие революционеры-коммунисты нашей эпохи, этот один из самых верных, пламенных и твёрдых последователей и друзей нашего вождя, безсмертного Владимира Ильича.
ВЛАД. БОНЧ-БРУЕВИЧ. [121]
ЦДООСО.Ф.41.Оп.2.Д.43.Л.119-121.
Владимир Дмитриевич Бонч-Бруевич
![[identity profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/openid.png){kind=small}
no subject
Date: 2021-08-24 02:41 am (UTC)Система категоризации Живого Журнала посчитала, что вашу запись можно отнести к категориям: История (https://www.livejournal.com/category/istoriya?utm_source=frank_comment), Общество (https://www.livejournal.com/category/obschestvo?utm_source=frank_comment).
Если вы считаете, что система ошиблась — напишите об этом в ответе на этот комментарий. Ваша обратная связь поможет сделать систему точнее.
Фрэнк,
команда ЖЖ.
no subject
Date: 2021-08-26 02:49 pm (UTC)